Несколько месяцев назад мне довелось услышать необыкновенную историю, которую я хотел сразу же пересказать вам, дорогие читатели, но засомневался в ее достоверности — слишком уж странными выглядели совпадения, о которых в ней рассказывалось. Однако затем я услышал, что многие израильские журналисты проверили все факты, а главная участница событий дала интервью в одной из радиопередач и подтвердила все, что произошло, от начала до конца. Вот эта история.

   Старшему сержанту Двиру Эмануэлову было 22 года. Он погиб в ночь на 4 января 2009 г., став первой потерей Армии обороны Израиля в ходе операции «Литой свинец» в Газе. Его отец умер за два года до этого от рака. Двир, как единственный сын, занял место отца и разделил с матерью бремя ответственности за семью и сестер. Его гибель стала особенно тяжелым горем для семьи, в которой отныне остались одни только женщины. В день рождения Двира близкие друзья и родственники собрались у его могилы на военном кладбище на горе Герцля в Иерусалиме, чтобы вместе почтить память солдата. Именно там Далия, его мать, и поведала первый раз о чуде, которое с ней произошло:

   Однажды ночью, перед сном, она молилась и с отчаянием и надеждой попросила Всевышнего: «Дай мне знак! Обними меня хоть один только раз так, как это делал Двир, чтобы я знала, что все было не напрасно!..»

   Через пару дней дочь предложила сходить на концерт. Далии не очень хотелось куда-либо идти, у нее не было настроения, но она все же пошла, не желая огорчать дочь.

   Начало немного задерживалось. Музыканты настраивали свои инструменты. И тут к Далии подошел двухлетний мальчик, с золотистыми кудрями, очень похожий на ангела, и тронул ее за плечо. Далия, по профессии воспитательница детского сада, обернулась и спросила:

   — Как тебя зовут?

   — Эшель.

   — Ты хочешь сесть рядом со мной?

   — Да.

   Родители мальчика сидели на два ряда выше. Они заметили, что ребенок беспокоит женщину, и позвали его к себе. Далия сказала, что все в порядке, и продолжила беседу с мальчиком: «А у тебя есть братики или сестрички?» Эшель ответил, что у него есть брат по имени… Двир!

   Услышав это имя, взволнованная Далия подошла к родителям Эшеля и, рассматривая младенца в коляске, с дрожью в голосе произнесла:

   — Извините, что я спрашиваю, но сколько вашему сыну?

   — Шесть месяцев.

   — А он родился до или после операции «Литой свинец»?

   — После.

   — Прошу прощения, еще один последний вопрос: почему вы назвали его Двир?

   Шири — мать Эшеля и Двира — ответила:

   — Я — офицер ЦАЃАЛа. Когда я была на последних месяцах беременности с Двиром, врачи заподозрили, что у плода есть порок, который ранее они не смогли обнаружить. Так как это было в самом конце беременности, уже нельзя было ничего делать. Можно было только ждать рождения ребенка, чтобы увидеть, здоров он или нет. Я пришла домой после обследования и услышала о гибели солдата по имени Двир. И тогда я заключила с Всевышним «соглашение»: если у меня родится здоровый ребенок, то я назову его Двир…

   Далия была настолько поражена всем услышанным, что несколько минут не могла ничего сказать, а потом прошептала:

   — Я — мать Двира.

   Молодые родители, не веря своим ушам, переспросили:

   — Вы — мать Двира? Далия Эмануэлов из Гиват-Зеев?..

   И тогда Шири, мать маленького Двира, сказала Далии:

   — Возьмите его на руки. Двир хочет вас обнять…

   Как известно, ничего в этом мире не происходит просто так. Все зависит от Б-жественного провидения и направляется нам свыше. Даже когда мы иногда не понимаем причин и целей происходящего, для нас должно быть очевидно, что существует направляющая рука Всевышнего, Который видит, руководит и совершает. Сегодня мы еще не понимаем причины изгнания, но с приходом Мошиаха всем станет ясно, что беды и трудности посланы нам Всевышним к добру. И за них нужно благодарить Его так же, как и за добро явное и открытое. Об этом сказано у пророка: «Благодарю Тебя, Г-споди, за то, что хотя и гневался Ты на меня, но гнев Твой утихает, и Ты утешаешь меня» (Ишаяѓу, 12: 1).

   Наша сегодняшняя недельная глава «Дворим» связана с Тише б’ов (9 ова), днем нашего национального траура. Суббота перед Девятым ова называется Шабос Хазон по названию Ѓафторы, которая начинается словами: «Хазон — Видение Ишаяѓу, сына Амоца». Девятого ова мы соблюдаем обычаи траура, постимся и скорбим, вспоминая о разрушении нашего святого Храма, которое произошло почти два тысячелетия назад.

   Но зачем мы вспоминаем об этом? Уже многие годы мир задает нам вопрос: почему вы продолжаете скорбеть и помнить о жертвах Холокоста, который произошел более 60 лет назад?! Но вопрос о 9 ова гораздо сложнее и труднее, его задают уже более 1900 лет. Почему мы должны помнить этот день и скорбеть о разрушении Храма? Почему этот день стал самым печальным днем в нашем календаре? Почему бы не оставить в покое прошлое? Это история: что было, то прошло. Зачем бередить старые раны и вновь и вновь причинять себе боль?

   Не так давно я говорил об этом со своим родственником, раввином Йосефом Гольдманом, посланником Любавичского Ребе в Йоханнесбурге. Он рассказал мне, что однажды Наполеон проезжал мимо синагоги и услышал громкий плач и стенания. Он остановился и спросил, что значит этот плач. Ему объяснили, что евреи плачут о разрушении Иерусалимского Храма. «Когда это случилось?» — спросил император. «Более 1700 лет тому назад», — последовал ответ. Наполеон надолго задумался, а потом произнес: «Если народ так хранит свое прошлое, он достоин великого будущего».

   У евреев никогда не было принято писать исторические хроники. У нас есть воспоминания. История может стать книгой, музеем или забытыми древними развалинами. Память жива. Память является залогом нашего будущего.

   Даже о Храме, лежащем в руинах, мы не хотим забывать. Первый Храм был разрушен вавилонянами. Попавшие в плен евреи плакали: «У рек Вавилона, там сидели мы и плакали, вспоминая Сион» (Теѓилим, 137: 1). Так о чем мы плакали? О том, что потеряли наши дома, добро или деньги? Вовсе нет. Мы плакали о Сионе и Иерусалиме. «Если забуду тебя, о Иерусалим, — да онемеет десница моя! Да прилипнет язык мой к нёбу, если не буду помнить тебя, если не вознесу Иерусалим во главу веселья моего!» (там же, стихи 5–6). Мы не плакали о себе или о том, что потеряли свободу. Мы скорбели о святом городе и о Храме. Посреди руин мы думали о том, как будем строить. Находясь в рабстве, мечтали, как вернемся в нашу страну.

   Мы вернулись именно потому, что отказались забыть Иерусалим, потому, что не признали своего поражения и не приняли наше изгнание как историческую судьбу и свершившийся факт. Мы создали процветающие еврейские общины по всему миру, а наших победителей победило безжалостное время. Вавилонян больше не существует, а народ, живущий сегодня в Риме, — это уже не те римляне, которые разрушили Второй Храм. Те и другие канули в историю, а мы, вдохновленные нашей памятью, возродились и живем, как если бы были созданы заново. И никогда не изменится истина: жив народ Израиля!

   Я помню историю времен Холокоста. Два еврея, дядя и племянник, находясь в нацистском концлагере, изучали Талмуд — трактат «Моэд котон», который, по иронии судьбы, объясняет законы траура. Когда дядя почувствовал приближение смерти, он сказал племяннику: «Обещай мне, что если выживешь, то доучишь этот трактат до конца». Какая мысль прежде всего занимала его ум перед смертью? Он думал о том, чтобы его племянник продолжал учить Талмуд. Это была его последняя воля на земле. Было ли это безумием или в этом и заключается секрет нашего выживания?