Эти дни принесли моей семье особую радость: наш второй сын, Леви-Ицхок, в преддверии своей бар-мицвы начал надевать тфилин. Перед тем, как он сделал это первый раз, я рассказал ему историю, услышанную в молодости. Сегодня мне хотелось бы поведать ее и вам, дорогие читатели.

…Это случилось 12 тамуза 5717 (1957) года — в день, когда хасиды Хабада отмечают годовщину освобождения предыдущего Любавичского Ребе рабби Йосефа-Ицхока Шнеерсона из советской тюрьмы. Раввин Берл Баумгартен ехал на автомобиле из Буэнос-Айреса в Бразилию. Добравшись до пункта пересечения аргентинско-парагвайской границы, который находился на берегу реки Парана, он вдруг испытал чувство острого одиночества.

Раввин Баумгартен был тогда молодым шалиахом (посланником) Любавичского Ребе в Аргентине. Однако он еще не жил там постоянно, а только приезжал время от времени. Состояние иудаизма в Южной Америке в те годы было удручающим. Большинство евреев, обитавших там, относили жизнь по законам Торы и исполнение заповедей к далекому прошлому. Тем не менее, рав Баумгартен не мог объяснить себе причину возникновения столь глубокого чувства одиночества. Длительные поездки были для него обычным делом, и он привык оставаться один в самых отдаленных местах. Может, это чувство связано с тем, что в День освобождения он «застрял» в удаленном от центра хасидского движения месте? Но даже такое объяснение было весьма натянутым… В итоге, рав Баумгартен решил послать телеграмму Любавичскому Ребе в Нью-Йорк. В ней он написал, что чувствует себя очень одиноким и просит, чтобы Ребе «думал о нем».

Пройдя пограничный контроль, раввин вернулся к автомобилю, на котором ехал. Это была большая американская машина марки «Линкольн Континенталь», принадлежащая местному водителю. Выстояв небольшую очередь, они въехали на паром, состоящий из нескольких связанных друг с другом плотов, где перевозились автомобили и грузы, и лодки с открытой палубой, где под тентом размещались пассажиры.

Лодка была небольшой, и люди расположились на ней в довольно стесненных условиях. Сначала раввин Баумгартен обрадовался, заметив группу евреев, но затем его радость превратилась в ужас, когда он обнаружил, что эти евреи были совершенно далеки от традиций своего народа и даже начали с издевкой посмеиваться над ним! Испугавшись, что ему придется страдать от их нападок в течение всей переправы, раввин обратился к паромщикам и попросил разрешения сесть в свою машину. Как только он захлопнул за собой дверцу «Линкольна», паром отчалил от берега.

Когда они были уже на середине реки, все ощутили мощный толчок — какая-то лодка врезалась в плот! Вследствие столкновения автомобиль раввина Баумгартена смыло с плота и он начал погружаться в реку! Перед тем, как уйти под воду, он успел увидеть лица обезумевших от ужаса пассажиров, которые что-то кричали ему, но он не различал их слова. Машина в считанные секунды погрузилась в реку…

В этот момент перед глазами раввина промелькнула вся жизнь. «Я умру! — ужасная мысль поразила его сознание. — Нужно сказать видуй». Затем он подумал, что, возможно, будет неправильно говорить видуй (исповедь, которую произносят, почувствовав приближение смерти) в такой день, как 12 тамуза… А потом он услышал голос: «Открой дверь!» Он пытался открыть дверь машины, но не мог это сделать из-за огромного давления воды снаружи. «Открой дверь!» — на этот раз более настойчиво прозвучал голос. Раввин Баумгартен не понимал, как это произошло, но со второй попытки ему удалось открыть дверь и выбраться из тонущего автомобиля. Не поддавалось объяснению и то, что происходило в следующие несколько минут: хотя он не умел плавать, но в этот миг словно какая-то невидимая рука вытолкнула его из воды!

На лодке несказанно обрадовались при его появлении, и паромщики попытались бросить ему канат, но рав Баумгартен не смог поймать его. Затем один из них догадался бросить спасательный круг, с помощью которого раввин удерживался на плаву, пока не подошла моторная лодка, моряки которой достали его из воды.

Когда раввина Баумгартена высадили на берег, там уже собралось множество людей. Никто еще не слышал, что человек может выбраться из машины, утонувшей в глубоких водах реки. Все смотрели на него с восхищением, и говорили, что он святой и чудесное спасение было послано ему с Небес.

Раввин же был особенно расстроен тем, что его тфилин утонули в машине, и завтра он не сможет надеть их на утреннюю молитву. Он начал искать самый быстрый способ добраться до Буэнос-Айреса и даже арендовал частный самолет, но обнаружил, что, несмотря на все усилия, приземлится в аэропорту на следующий день, незадолго до захода солнца. Он поспешил отправить телеграмму еврейской общине в Буэнос-Айресе, в которой попросил встретить его в аэропорту с тфилин на следующий вечер. Полет прошел по расписанию, и все время в пути раввин отчаянно жалел, что у него не было тфилин, цепляясь за надежду, что сможет возложить их сразу после посадки в Буэнос-Айресе. Выйдя из самолета, он увидел встречающих его представителей еврейской общины, которые держали в руках… Свиток Торы. Они решили, что гораздо более достойно будет встретить раввина со Свитком Торы, чем с тфилин… Последняя надежда растаяла вместе с лучами заходящего солнца. В тот день он не возложил тфилин, что причинило ему душевные страдания и затмило радость спасения от смерти в водах реки.

Вернувшись в Нью-Йорк, раввин Баумгартен пошел к Любавичскому Ребе на аудиенцию. Ребе встретил его с широкой улыбкой на лице и спросил: «Ну, я думал о тебе?» Раввин спросил, как он должен искупить тот день, когда не смог надеть тфилин. Ребе поручил ему изучать законы тфилин и особенно те вопросы в учении хасидизма, которые говорят о подчинении сердца и разума воле Творца (это кавона — особое намерение, необходимое для должного исполнения заповеди о тфилин).

Только намного позже раввин Баумгартен узнал, что во время фарбренгена 12 тамуза (в тот самый день, когда произошла авария на переправе) Ребе вдруг обратился к его брату, раввину Менделу Баумгартену и спросил: «Где Берл?» А затем велел ему сказать лехаим за здоровье брата…

Эту историю я рассказал своему сыну Леви, чтобы передать ему понимание важности и ценности исполнения заповеди о тфилин.

На самом деле заповедь надевать тфилин, которая упоминается в нашей сегодняшней недельной главе «Воэсханан», представляет собой две отдельные заповеди. Тора говорит: «И повяжи их в знак на руку твою…» (Дворим, 6: 8) — это о ручных тфилин. «…и будут знаками меж глаз твоих» (там же) — это тфилин на голове. Порядок этих стихов определяет и порядок возложения тфилин. Вначале надевают ручные тфилин, а затем головные, что подтверждают и слова из Талмуда: «Когда возлагает, то сначала — на руку, а затем — на голову» (трактат «Мнохойс», 36а).

Однако Рамбам не принимает указанного в Торе порядка возложения тфилин. Он утверждает, что первыми должны быть наложены головные тфилин. Рамбам последовательно рассматривает много связанных с этим вопросом законов: написание текстов для тфилин, изготовление их коробочек, длина ремней, способы их завязывания и наложения и даже благословение на них. Объяснение кроется в существенной разнице между способами исполнения этих двух мицвойс. О ручных тфилин говорится, что их надо повязывать («И повяжи их…»). А непременным условием исполнением заповеди о головных тфилин является то, что они возлагаются на голову, как написано: «И будут тойтофойс (налобной повязкой)».

Эта разница очень четко проявляется в выражениях самого Рамбама. Когда он говорит о головных тфилин, то пишет, что для исполнения заповеди нужно «возложить тфилин на голову». С другой стороны, объясняя то, как следует исполнять заповедь о ручных тфилин, он подчеркивает, что ее основу составляет действие «повязывания».

Отсюда мы видим, что тфилин на голове и тфилин на руке являют собой две отдельные заповеди. У каждой из них есть свои рамки. Заповедь о ручных тфилин считается исполненной в тот момент, когда они привязаны к руке. Что же касается головных тфилин, то еврей исполняет эту мицву все время, пока они находятся на его голове, что составляет суть заповеди о головных тфилин.

Это различие раскрывает внутренний смысл двух заповедей о тфилин. Ручные помещают на бицепсе — ближе к сердцу, как сказано: «И будут эти слова, которые Я заповедал тебе сегодня, в сердце твоем…» (Дворим, 6: 6). Делается это для того, чтобы еврейское сердце служило Всевышнему. В то же время головные тфилин накладывают как бы ближе к мозгу, для того, чтобы и еврейский ум служил Всевышнему. Человек может постоянно контролировать свой мозг, и, следовательно, заповедь о головных тфилин является постоянной. Но мы не имеем такого же контроля над сердцем, и поэтому, исполняя заповедь о ручных тфилин, мы пытаемся воздействовать и влиять на наши сердца.

В отличие от разума, поддающегося, как правило, контролю, у человека нет действенного способа обуздать желания сердца. Поэтому он обязан контролировать свои мысли, думать о том, о чем нужно, а самое главное — несмотря ни на что, не думать о том, о чем не следует. Но во всем, что касается сердца, человеку необходимо бороться и стараться им управлять, хотя нет никакой гарантии, что ему это удастся. И в этом тоже проявляется различие между ручными и головными тфилин…